Русский Шекспир | Шекспир У. Избранные сонеты. Перевод В. Б. Тарзаевой

Шекспир У. Избранные сонеты. Перевод В. Б. Тарзаевой

Источник: Шекспир У. Избранные сонеты / Пер. В. Б. Тарзаевой. М. : БД «Русский Шекспир», 2013.

СОНЕТЫ У. ШЕКСПИРА
в переводе В. Б. Тарзаевой

Приумножать прекрасное пристало,
Чтоб красоте не дать развоплотиться:
И розе вслед, что в цвете дней увяла,
Бутон готов на память распуститься.
А ты, повенчан с ясных глаз огнём,
Плодя тщету, сам враг себе из ярых:
Горишь свечой в избытке сил своём
И превратишься наконец в огарок.
Весны гонец, глашатай красоты,
Ты, милый скряга, мот одновременно,
И сам в бутоне убиваешь ты
Всю суть твоей природы самоценной.
Долг не вернув, объешься данью мира,
С могилой разделив объедки пира.

Смогу ли до грядущего донесть
Я то, что совершенством называют?
Стихи — надгробный камень — не бог весть
Какие тайны нам приоткрывают.
Попробуй я твой облик опиши
Со всей доступной взгляду остротою,
Потомок уличит меня во лжи,
Сказав, что нарисован ангел мною.
Отвергнет он портрет старинный твой,
Назвав меня болтливым старикашкой,
Тебя — воображения игрой,
А все мои сравнения — натяжкой...
Наследник твой поспорить мог бы с ним
И дать вторую жизнь стихам моим.

Хотел я с летним днем тебя сравнить,
Но ты прекрасней, чем его приметы.
Грозу соцветьям вряд ли пережить,
И слишком краткий срок положен лету.
То ослепляет нас небесный свод,
То он затянут пеленой густою...
И осень незаметно верх берёт,
Неправый суд верша над красотою.
Но не померкнет слава дней твоих,
И красота в веках продолжит путь;
Примолкнет смерть хвастливая: мой стих
Тебе её поможет обмануть.
Пока в сердцах находит он ответ,
И ты живым останешься, мой свет.

Когда в душе — Господь не приведи! —
Ты, наконец, по зрелом размышленье,
Решишь, что дальше нам не по пути
(О тяжесть в адрес мой определенья!);
Когда при встрече взгляд небесный свой
Ты отведёшь, кивнув мне лишь, как будто
Едва знакомы мы всего с тобой
И не делили лучшие минуты,
Откуда-то я силы почерпну —

Как вызов для ответчика ни труден —
Признать перед тобой свою вину:
За что меня любить? Ты неподсуден.
Меня оставить вправе ты, мой друг:
Перед любовью нет у нас заслуг.

Нам красота милее во сто крат,
Коль постоянства ей даны приметы.
Прекрасна роза: тонкий аромат
Вокруг кустов её стоит всё лето.
Цветёт шиповник так же, как она:
По веткам с их колючими шипами
Вдруг пробегает красная волна,
Но лето на исходе тушит пламя.
Зачем он цвёл? — И сам не знает он.
Чтоб отцвести и не оставить следа?
А душу розы сохранит флакон
С нежнейшими духами в память лета.
Прекрасный друг, пройдут цветенья сроки,
Но будут жить тобою эти строки.

К себе любовью тешатся мой взгляд,
И кровь, и плоть мои, и нету средства,
Чтоб обезвредить самомненья яд,
К смирению призвать гордыню сердца.
Мне кажется, что я неотразим,
Что в форме я по всем статьям завидной,
И хочется похвастать мне засим,
Что превосходство в целом очевидно.
Но в зеркале увидевши себя —
Потрёпанного временем жестоким,
В пристрастности готов сознаться я
И отнести её к своим порокам.
Я на себя примерил, признаю,
Лета твои и красоту твою.

О, знаю я, как Времени десница
Карает плоть и всё, что сердцу мило,
Как замки рушатся, металл крошится
И век копает для себя могилу;
Как море надвигается на сушу,
Отхватывая жадно пядь за пядью,
Как отступает и смущает душу
Всей предопределённостью занятья;
Как зыбки все основы, все каноны
И как, увы, о чести по заслугам
Не помышляет тленья дух — законно.
О, час придёт и разлучит нас с другом.
Убийственная мысль: всё, что имел,
Я потеряю. Горестный удел!

Глаза б на всё закрыть! О, смерть зову я,
Не в силах видеть честь предметом торжищ,
И давших чистой вере отступную,
И фанфаронство всех мастей ничтожеств,
И девственность в наложницах разврата,
И дутость славы не во славу света,
И знаки увяданья и распада,
И пошлость, одержимую победой,
И над талантом свысока глумленье,
И над простосердечьем тяжесть рока,
И безысходность всю в умах затменья,
И добродетель под пятой порока.
Глаза б на всё закрыть, мой друг, и сгинуть...
Но как мне одного тебя покинуть?

О, погрусти, мой друг, когда умру я,
Но лишь покуда погребальный звон
Не возвестит, что я в юдоль другую
Сошёл и жить с червями обречён.
Забудь тогда о той руке, что строки
Писала эти. Знай: навеки твой,
Я не хочу, чтоб этот мир жестокий
Твою с моею связывал судьбой.
О, если ты прочтёшь стихи мои,
Когда земле уже я буду предан,
«Всё кончено!» — как должное прими
И имя позабудь моё при этом.
Не должен этот мир многоочитый
Нас поминать с усмешкой плохо скрытой.

Чтоб свету не давать тебе отчёт
В любви ко мне, прошу: придёт мой срок,
Забудь меня — и вовсе я не тот,
Кого вообразить себе ты мог.
Приукрашением моих заслуг
Уму заняться твоему придётся.
Но, и по зрелом размышленье, друг,
Ложь во спасенье не всегда найдётся.
Я не хочу, чтоб из любви ты лгал,
Пятная то, что нам святыней было.
Забудь о том, что я существовал,
И имя пусть сойдёт со мной в могилу.
Мне грустно, что немного я стою,
Что ты в своей любви обманут мною.

Сравни мой возраст с осени порою,
Когда последние листы дрожат
От холода и в ветров хор порою
Вступают птицы, будто невпопад.
Сравни его с вечернею зарёю
И с тем, как гаснет полоса её,
Покой суля — и уводя с собою
Смеркающийся мир в небытиё.
Со всполохом огня сравни его —
В золе прекрасных молодости дней,
Где ждал он только часа своего,
Чтоб умереть — уже навечно — с ней.
Ты знаешь, друг, любви лишь жарче муки
В преддверье неминуемой разлуки.

Я пел любовь, твоё ей давши имя.
Твоей светились нежной красотой
Стихи мои, но ты воспет другим — и
В смятенье меркнет дар убогий мой.
Любовь моя достойна лучшей кисти —
Я отстоять не смог свои права.
Но твой певец по-своему корыстен,
Обкрадывая прелесть естества.
Он добродетель славит с красотою,
Стремясь их у тебя на срок отнять;
Он тешится бравадою пустою
Пред тем, чем ты не устаёшь пленять.
Зачем благодарить его за стих,
Когда он сам перед тобой должник?

Я не имел привычки славословить
Всю красоту твою, прекрасно зная,
Что дань поэта — чистая условность,
А предо мною — красота живая.
Ты можешь её прелесть неизменно
Глазам являть: те схватят без сомненья
Всю суть её природы самоценной
И посрамят шустрящих перьев рвенье.
Мне славу петь бы за уста немые,
А не корить меня и не сердиться.
Я образ твой лелею, а другие
Творят для красоты твоей гробницу
Один твой взгляд живее, милый друг,
Поэтов двух рифмованных потуг.

Прошу: возненавидь меня сейчас —
Сейчас, когда, судьбой гоним и светом,
Готов к удару я, душой смирясь;
Возненавидь — и позабудь об этом.
И с утешеньем вновь не приходи,
Коль выдержу удар я этот стойко.
Когда зарядят на душе дожди,
Что ночь, что день — тоска одна и только.
Стань первою из всех утрат моих —
Так, чтобы прочие в сравненье с нею
Казались пустяком, а я постиг
Всю силу зла, исполненный смиренья.
О, если справлюсь с горем, то тогда
Всё остальное будет не беда!

Пусть хвалятся — кто кровью голубой,
Кто силой, кто упряжкой, кто богатством,
Кто гончими, иль всякой мишурой
Блестящею, иль соколом глазастым.
У каждого любимый есть конёк,
Источник умиленья неизменный.
А я в своем призванье одинок,
Любовь монетой сделав неразменной.
Она превыше крови голубой,
Дороже всех богатств и украшений.
Пленяя нас всех мускулов игрой,
Она душе приносит утешенье.
Одна беда: могу когда угодно
Всего лишиться вмиг бесповоротно.

С тобой в разлуке я встречал весну.
Апрель пришел в сиянии бравурном
И свежесть в мир принес и новизну,
Затеяв игры с увальнем Сатурном.
И пели птицы, и цветы цвели.
Настоян воздух был на изобилье.
Но песен лета дни не принесли,
Соцветия нетронутыми были.
Я не дивился лилий белизне
И роз не возносил густой багрянец:
Они прекрасны были, но, по мне,
Лишь слабой копией твоей являлись.
Конца зимы не чаяла душа,
Одна среди твоих теней кружа.

100

О, где ты, Муза, почему забыла
О том, кто вдохновения полёт
Твой направлял? Иль суетность затмила
Глаза твои, спустилась ты с высот?
Вернись, не выдвигай своих условий:
Не дай во прахе времени погибнуть.
Пой для того, кто оценить способен
Тебя и на свершений путь подвигнуть.
Восстань, всмотрись в прекрасные черты
Моей любви, и если ненароком
Заметишь увядания черты,
Отпор дай, осмеяв их, лжепророкам.
Бессмертным друга сделай моего,
А времени оставь косу его.

102

Моя любовь сильнее с каждым днём,
Но я её от праздных взглядов прячу,
Ведь чувство — не товар, чтобы о нём
Кричать в толпу и призывать удачу.
И я, закрыв глаза, как соловей,
Вначале был певец неутомимый,
Охвачен трепетом весенних дней.
Но дни за днями пролетают мимо,
Певец смолкает — и не оттого,
Что летней ночью перестал томиться:
Повсюду шум и гам, а волшебство,
Доступное для всех, не может длиться.
И вот смолкаю я, как соловей,
Чтоб не испытывать судьбы своей.

110

Дорог за жизнь я исходил немало.
Шутом рядился. С мудростью лукавил.
И незадачлив был я как меняла.
Любовь моя была игрой без правил.
Все истины казались мне докукой.
Но вывихи все, вдруг как не бывали,
Вернули сердцу юность и порукой
Моей к тебе привязанности стали.
Прими, мой друг, чему конца не быть.
Ты бог в любви, тебе принадлежу я,
Не видя оснований, чтобы длить
Сомнения, вести игру двойную.
Каких блаженств искал я, что найти
Я не могу, припав к твоей груди!

112

Сочувствие твоё, любовь твоя,
Мой друг, клеймо бесчестья и позора
С меня смывают. Что бы делал я,
Когда б ты не был в трудный час опорой?
Ты для меня — весь мир, и я стремлюсь,
В сомнениях не ведая покоя,
Хвалу с хулою пить из милых уст,
Путь избранный сверяя лишь с тобою.
Ни лести, ни наветов (чистый вздор!)
Не слышу я — и сам подобен гаду,
Что глух к чужим речам. Наперекор
Всему один ты — для меня отрада.
Два сердца наших бьются в унисон.
Всё остальное — только тяжкий сон.

129

Души растрата в пропасти бесстыдства —
Вот вожделенье налицо; оно
Предательски безжалостно, корыстно,
Бездумно, грубо, чести лишено.
Попавшись на приманку, бредит тело
Им, как в жару; но, приглушив недуг,
Полно к себе презрения; всецело
Им занято — и знать не хочет вдруг.
Безумнее всех посягательств прочих,
Забывшее свой собственный резон;
Само блаженство — и всех бед источник;
Луч света — и затменье, тяжкий сон.
При всём при том никто не знает, как
Закрыть врата в небесный этот мрак.

130

Глаза её затмит и свет дневной;
Уста её с кораллом не сравнятся;
Грудь не блистает снежной белизной;
Железной стружкой волосы струятся.
О переливах розы лепестков
Её румянец — лишь напоминанье;
И ароматы нежные цветов
Пленяют больше, чем её дыханье.
Мне речь её мила, но словно гимн
Земная музыка звучит для слуха.
Мне не случалось лицезреть богинь —
Ступает по земле моя подруга.
Но я готов поставить под сомненье
С моей любимой всякое сравненье.

131

О, как ты своенравна, как жестока,
Как те, кто красоту несут надменно!
Ведь знаешь, что всегда я у порога
Своей любви воистину бесценной.
Пусть говорят, что ты не так красива,
Чтоб неуёмной страсти стать предметом.
Я не скажу им, что уста их лживы,
Но про себя-то я уверен в этом!
И в подтвержденье этого лью слёзы —
Лишь только по смуглянке затоскую.
Милее смоли есть ли цвет? — вопроса
Не задавайте мне такого всуе!
И лишь душа твоя темна, увы,
Откуда и душок дурной молвы.

135

Зовут меня «Желанием», и если
Тебе ещё не безразличен я,
Прошу: прими меня таким, как есть я,
Добавь к своим желаниям меня.
Желаний исполненье в твоей воле.
О, к моему желанью снизойди.
Или другие прав имеют боле,
А мне лишь крест желания нести?
Дождь вносит лепту в полноводье рек,
Жизнь по теченью берегам несущих.
Дабы я лучшей доли не избег,
Воздай и ты мне от щедрот насущных.
Не убивай просителя отказом —
Он покорится твоей воле разом.

139

Не требуй от меня, чтоб оправданья
Искал я для жестокости твоей.
Пусть не глаза — стихи — чинят дознанье.
Всей силой чар своих взяла — владей.
Молю тебя: пусть любишь ты другого,
При нашей встрече глаз своих не прячь.
К чему уловки? Ведь душа готова
Признать уже, что жребий мой пропащ.
Я оправдать тебя хочу — глаза ты
Отводишь, зная силу чар своих;
Меня щадя, готовишься в осаду
Своим разящим взглядом взять других.
О, милая, пожар в груди моей:
Я не хочу пощады, хоть убей!

140

Разумной будь, жестокая; презреньем
Добьёшься ты того лишь, что придёт,
Всё выплеснув, конец долготерпенью:
В словах печаль сочувствие найдёт.
Совет тебе, любимая, я дам:
Мои глухие опровергни пени,
Хоть и не любишь; при смерти словам
Так жадно верят о выздоровленье.
Отчаявшись совсем, с ума сойду,
Наговорю такого, так некстати!
И свет меня подслушает в бреду,
Молва на все лады мой бред подхватит.
Я не хочу в бреду тебя предать.
Что стоит тебе — только лишь солгать?

144

Покой и безнадёжность — как я страстно
Привязан к этим духам откровений.
Мой добрый ангел — юноша прекрасный,
А дама смуглолицая — злой гений.
Меня ввергая в ад, она отныне
Лишить стремится друга благодати,
Дабы, низринут, пред её гордыней
Предстал он как отступник и предатель.
Не знаю я, окажется ли дух
Добра за все её труды наградой,
Но, думаю, в родстве со мной, из двух
Не уцелеет ни один от ада.
Но буду я в сомнениях, покуда
Дух зла не сбросит ангела оттуда.